Сегодня был на выставке Кабакова "В будущее возьмут не всех" в ГТГ. Билет для пенсионеров 150 рублей, что вполне приемлемо.
Выставка гигантская! Стоимость ее подготовки и создания экспозиции составила, вероятно, немало миллионов рублей.
Первая мысль, которая невольно пришла в голову: а стоит ли эта выставка таких огромных затрат, даже если это деньги не ГТГ, а спонсоров? Ведь что-то в самом творчестве художника должно оправдывать такие гигантские средства и гигантские усилия, затраченные на подготовку выставки его работ. Конечно, Кабаков давно "классик" и самое известное имя из живущих на Земле советских (российских) художников. Но интересно ли, и чем и кому интересно, его искусство сегодня?
Видимо, ответ на эти вопросы надо искать в экспликациях (текстах) кураторской группы выставки, но я их на входе не прочел, а пошел смотреть экспозицию своими глазами, так сказать, не подготовясь и рассчитывая, видимо, очень самонадеянно, только на собственные впечатления от увиденного.
Людей в залах (отсеках, отделах) выставки в будний день довольно много, но "не тесно". Очереди тоже нет. Работы Кабакова — это все-таки не десница Святого Спиридона в ХХС, на которую (как я случайно вчера увидел, проходя по мосту от ХХ) валом идут выглядящие совершенно интеллигентно москвичи, а не только привезенные на автобусах паломники.
Почти единственное, что по-настоящему царапнуло и тронуло мое сердце на выставке, заставило меня остановиться и несколько раз вернуться, чтобы посмотреть на эти экспонаты еще и еще раз, это экспозиция в лабиринте: "Воспоминания моей матери".
Это подлинные воспоминания матери Кабакова (Беллы Юделевны Солодухиной), написанные ей в 83 года по просьбе сына.
Ее воспоминания экспонируются на выставке напечатанными на машинке на листиках размером в треть обычного листа формата А4, которые помещены в рамках на "задниках" из обойной бумаги. В каждой рамке вместе с отрывком воспоминаний находится по одной старой, тусклой любительской фотографии довоенного Бердичева, где мать Ильи Кабакова жила в детстве. Всего рамочек с текстами воспоминаний и фотографиями целых семьдесят шесть штук (так сказано в буклете). Прочесть все отрывки подряд почти невозможно — не очень светло и мелкий текст. Поэтому я ходил и читал то один, то другой отрывок, хотя они расположены и идут подряд — так, как написан текст. В общем, то, что я прочел — очень просто написанный рассказ обычной русской еврейки о своей жизни в абсолютно невозможных, нечеловеческих (с точки зрения современного человека) условиях. Как можно было жить в таких условиях, я не понимаю! Но никаких жалоб на жизнь в прочитанных мной отрывках нет. Простое изложение событий, случившихся с человеком, обстоятельств его жизни и отношений с другими людьми. Чем-то похожи они по тону на воспоминания Керсновской. Одно время матери Кабакова, еще совсем не старой женщине, пришлось жить (она пишет, что другого помещения не было) в неиспользуемой старой уборной школы, где она подрабатывала уборщицей. Директор школы, случайно узнав, что она там живет, выгнал ее и с работы, и из этого жилья на улицу.
В экспозиции совсем в другом зале я встретил сделанный Кабаковым небольшой макет (фантазия, думаю) двух жилых комнат в уборной, в помещениях с буквами М и Ж. Макет Кабакова представляет собой своего рода "Домик Нащокина" со всей обстановкой. Комнатки в туалете обустроены с возможным уютом, со скатертями и салфеточками на столиках и тумбочке, с радио, с портретами на стенах и т.д. Здесь же у стен на возвышениях мы видим, как это обычно бывает в загородных уборных, открытые отверстия для испражнений. Живущие в этих комнатах люди этими отверстиями, естественно, не пользуются, но они здесь находятся и остались, потому что комнаты оборудованы в уборных. Вот этот макет-объект жилых комнат в помещениях-уборных тоже очень задел мои чувства и оцарапал сердце, т.к. даже еще не понимая сначала, в чем же дело, я чувствовал, что это нечто взятое из реальной жизни и что какие-то люди так или почти так в советское время и жили на самом деле.
Почти все остальное, что я видел на этой выставке, оставило лично меня практически равнодушным, показалось чисто "головным", сделанным по "заданиям" ради воплощения разных придуманных художником художественных "систем" и не вызвало у меня непосредственного эмоционального отклика или интеллектуального интереса. В общем, актуального, интеллектуально живого, я, к сожалению, на этот раз на этой огромнейшей выставке для себя не нашел, за еще одним исключением, о котором скажу ниже. В целом же определил для себя почти все виденное как изображение вялого распада советской эстетической и социальной системы.
Единственное исключение, кроме "Воспоминаний моей матери" и "Комнат в уборных", по энергетике и сильному впечатлению — это знаменитая инсталляция Кабакова, представляющая собой захламленную комнату советского то ли интеллигента, то ли рабочего с огромной дырой в потолке, через которую жителю комнаты посредством изобретенной им же и собранной здесь же катапульты удалось катапультировался и вырваться в какое-то другое, лучшее пространство.
Стоило ли тратить миллионы рублей, чтобы представить в ГТГ огромное число в разной степени интересных работ Кабакова, "повествующих" и визуализирующих распад и ироничное отрицание советской эстетики и, по-моему, мало что еще? "Дурацкий" и наивный вопрос, не имеющий ответа.
Для меня по-настоящему интересными, трогающими душу, сердце и не теряющими своей актуальности и сегодня оказались всего три вещи: "Воспоминания матери", "Комнаты в уборной" и "Комната с катапультой" (названия не официальные, а мои собственные). Они и останутся для меня ее "оправданием".
А что из работ и трудов Кабакова, представленных на этой выставке, попадет в будущее, ни мы, ни Кабаков, ни организаторы и кураторы выставки уже не узнаем, поскольку будущее наступит, когда нас всех уже на свете не будет.
P.S. Послал этот отклик своим знакомым по прежней работе кураторам и ужаснулся своему нахальству.
Вот что хочу сказать в свое оправдание. Мое нигилистическое отношение к этой огромной выставке вещей Кабакова, видимо, обусловлено тем, что даже хрестоматийно известные работы Кабакова становятся интересными, когда визуально или мысленно "вставлены" в советский художественный и социальный контекст, которому Кабаков всеми силами противостоял.
Т.е. примерно половина воздействия на зрителя полотен Кабакова обеспечивает и создает тот эстетический и социальный (заодно) советский контекст, в котором эти работы существовали и которому противостояли тридцать лет назад. Но когда этот контекст исчезает, вместе с ним исчезает и сила и смысл многих хрестоматийных полотен Кабакова.
Сегодня этот контекст исчез. Его можно было бы искусственно воспроизвести на выставке, но это не сделано, да и Кабаков этого способа организации его выставок не одобрит и не разрешит. А если бы и разрешил, то это сложнейшая и, может быть, нерешаемая задача.
Работы Кабакова остались прежними, но в сегодняшнем контексте жизни они мало что выражают и не задевают чувств человека, живущего в потоке событий, большинство которых невозможно охарактеризовать и описать, используя нормативную лексику. Природа и эстетика сегодняшнего контекста жизни совершенно не советская ("солсберецкие" ГРУшники, "крымнаш", "шубохранилища", "яхторазвлечения", "виолончель друга Путина", "зарплата Сечина" и т.д.) и работы Кабакова никак с этой эстетикой и содержанием не корреспондируют.
Так что, уважаемые кураторы и искусствоведы, я не виноват, что лишь очень немногие работы Кабакова на этой огромной выставке меня волнуют.
P.P.S. Наверное, можно (эту идею подсказал мне Вячеслав Давыденко, с которым мы вместе смотрели выставку Кабакова) сказать, что выставка Кабакова в ГТГ — это выставка российского "Нобелевского лауреата" в искусстве, признанного таковым ГТГ и сообществом искусствоведов за работы и достижения прошлых лет.
Эту мысль я хочу продолжить. Например, очень немногие книги нобелевских лауреатов по литературе прошлых лет читаются и переживаются читателями сегодня столь же сильно и остаются для читателей столь же значимыми, какими были прежде. Поэтому правильнее всего относиться ко всем нобелевским лауреатам, в том числе и в изобразительном искусстве, с почтением и желательно с пониманием, за что и почему они получили свои "нобелевские знаки признания" (понятно, что "нобелевская премия" в изобразительном искусстве это метафора).
Творчество Кабакова, единственного, видимо, российского "нобелевского лауреата", получившего международное признание за нонконформистскую по отношению к советской эстетику своих работ, на мой взгляд, лучше бы понималось и ощущалось сегодня, если бы контекст, в котором они представлены, дизайн выставки в ГТГ, был бы каким-то образом соотнесен с брежневской эпохой, в которой они, по сути, и были рождены. Ведь произведения Кабакова действительно противоречили атмосфере распадавшегося социализма и соцреализма, за что Кабаков впоследствии, видимо, и избран российским "лауреатом" нонконформизма 70-90-х годов и удостоен огромнейшей выставки в ГТГ.
