Оксана. Нижний Новгород. Московский вокзал. 12.04.2007 г. 22.30-22.40. Мы едем в Москву. Там запланировано несколько важных встреч, а, кроме того, мне нужно получить в посольстве финскую визу для моей дочери. Я хотела попасть туда еще в начале недели, но не отпускала рутинная работа в офисе. Стас делает вид, что раздумывает, остаться ли ему в Москве и на субботу для участия в "Марше несогласных", хотя я понимаю, что свой выбор он уже сделал. При этом он требует, чтобы я оставила Москву в пятницу вечером. Говорит, что с моим английским от меня будет больше проку в Нижегородском офисе в качестве пресс-секретаря, чем на улицах Москвы под милицейскими дубинками. Но я понимаю, что единственным мотивом этих рассуждений является забота о моей безопасности. При разгоне нижегородского "Марша" ОМОН уже продемонстрировал на мирных демонстрантах свои боевые качества.
У нашего, последнего вагона, стоят несколько милиционеров и группа "граждан в штатском". Узнаю два знакомых лица сотрудников отдела УБОП по борьбе с экстремизмом. В воздухе повисает некоторая напряженность. Начальник отдела, Максим Бедырев, громко произносит:
- Станислав Михайлович, мы хотели бы с вами побеседовать?
- В каком качестве? – отвечает Стас – У вас есть основание для моего задержания?
- Нет, просто давайте отойдем в сторону.
- Нет, я не хочу с вами разговаривать.
Мы пререкаемся еще несколько минут, пока проводница проверяет паспорта и билеты. Отказывая представителю закона в беседе, не забудьте сослаться на статью 51 Конституции: мы имеем право не свидетельствовать против себя и своих близких. Ясно, что если мы подчинимся, поезд уедет без нас. Бедырев разъярен, и ему становится трудно сдержать свои чувства:
- А у вас дома ничего не случится? Утюг выключить не забыли?
Мы заходим в вагон. Вслед несутся слова:
-Станислав Михайлович, а вы знаете, какие последствия грозят вам в случае, если Вы пойдете на Пушкинскую площадь в субботу?
Станислав. Поезд Нижний Новгород – Москва. 10.40 -11.30. Плацкартный вагон. А что мне грозит? Административное задержание, штраф, в худшем случае – продление испытательного срока по моему условному приговору. И дополнительные аргументы для обоснования морального вреда в Европейском Суде. О чем я на прощанье Бедыреву и сообщил. А про утюг – это уже непрямая угроза, и отнюдь не юридического свойства. Очень они не любят, когда их посылают на 51-ю статью. Ничего, будем прививать правовую грамотность. А Оксана, кажется, нервничает. Понятно, приятного в таких "торжественных проводах" мало. Тем более, что на перроне кто-то из "дядей степ" проронил фразу о дознавателе, который "побеседует с вами в вагоне". Вообще-то дознание, в соответствии с УПК, проводится только по уголовным делам. Конечно, блефуют. Но отдохнуть, видимо, не дадут.
Действительно, минут через пятнадцать молодая женщина-лейтенант с овечьими глазами появляется в проходе и просит проследовать с ней в купе проводников для беседы. Отказываемся наотрез. Она интересуется, чего мы боимся. О, боятся как раз они, поднимая кучу своих ищеек на уши по поводу отъезда наших скромных персон. Оксана говорит что-то о том, что у УБОПа есть прямая задача бороться с оргпреступностью, а не исполнять роль политического сыска. Лейтенантиха уверяет, что к УБОПу отношения не имеет, и чуть не плачет: "у меня приказ обязательно с нами побеседовать". Предлагаю сесть и поговорить о поэзии Бориса Пастернака. В ответ она просит рассказать о нашей организации. Бог с ней. Проводим разъяснительную беседу о задачах правозащитного движения и сущности полицейского государства. О "Марше несогласных" и наших контактах в зарубежных посольствах сообщать отказываемся. Конечно, ничего секретного, но пусть сами побегают в поисках информации – за то им и зарплату платят.
Люди рядом начинают потихоньку роптать – затянувшаяся беседа хотя и вызывает их некоторое любопытство, но мешает спать. Девушка уходит не солоно хлебавши. Нам ее немного жаль. Так и не понятно, на какой станции она сошла с поезда – вероятно, лишь во Владимире.
Оксана. Москва. 13.04.2007 г. Приехали. У выхода из вагона нас встречают три милиционера. Один из них представляется, отдает честь и просит предъявить документы. Затем требует пройти с ним в отделение. Проходим. Конторка с усталым дежурным, рядом "обезъянник". Один из задержанных грустно смотрит на нас сквозь прутья клетки, другой – подметает пол. Милиционеры сердиты – говорят, что мы не даем им наслаждаться отдыхом в выходной день. Несколько более вежливо начинают разговаривать после того, как я получаю звонок с "Эха Москвы" и громко объявляю: "Ребята, вы в новостях". Милиционеры оживляются, и демонстрируют нам телетайпограмму от наших вчерашних провожатых из Нижегородского УБОП, где сообщается, что мы направляемся в Москву с намерением участвовать в несанкционированном шествии. Зачитываю ее прямо в эфир. Затем нас просят дать объяснение о целях приезда. Заполняя в анкете Стаса стандартную графу "судимость", милиционеры интересуются, за что он был обвинен в "ненависти и вражде". Узнав об обращении Масхадова, капитан недоумевает: "А что, за это уже сажают?". И тут же с некоторым облегчением сам себя поправляет: "А, ну ведь вам дали условно…". После этого наша беседа приобретает уже совсем дружественный характер. После нескольких саркастических замечаний, отпущенных московскими стражами порядка по поводу их нижегородских коллег, нас отпускают с миром. Стас на прощанье просит милиционеров передать начальству, что после всего этого концерта мы обязательно пойдем на "Марш несогласных".
А я действительно в ярости от этих высокомерных парней из УБОПа, которые полагают, что являются хозяевами нашей плоти и нашей судьбы. Я не хочу чувствовать на себе везде этот недобрый полицейский глаз. Я хочу передвигаться по моему городу и моей стране свободно. Я чувствую себя оскорбленной их уверенностью, что мы – только стадо, которое должно иметь пастуха. Я говорю, что завтра пойду на площадь, чтобы мне не было стыдно перед самой собой. Стас пробует убедить меня остаться в каком-нибудь офисе, чтобы быть на связи и с безопасного расстояния передавать сообщения о ситуации за рубеж. Посмотрим.
Вечером атмосфера в Москве становится все более напряженной. Необычно много милиции. Документы проверяют в основном у молодых людей. Проходя по Арбатской площади, видим пару двухэтажных комфортабельных автобуса, который привез ОМОН из Липецка. Бойцы бродят по улицам, разминают ноги после долгой дороги. На Пушкинской милиция концентрируется уже с 20 часов.
Станислав. Москва. 14.04.2007 г. 10.00 – 11.30. Хитрая Оксана сначала уговорила меня, что останется в Москве, но будет работать в качестве пресс-секретаря в одном из офисов дружественных организаций. А затем выяснилось, что офис закрыт, а человек с ключами пропал. Теперь она собирается вместе со мной на "Марш". Обещает быть паинькой и не лезть в драку. Верю всякому зверю… А что, прикажете ее теперь веревками вязать? Надо было вчера в Нижний отправлять, теперь уж поздно. Прошу не отходить от меня ни на шаг.
По дороге к Пушкинской встречаем Марину Литвинович – одного из ярких лидеров ОГФ, нашу давнюю знакомую. С месяц назад я позвонил ей с идейкой – пусть каждый участник "Марша" приходит на площадь с Конституцией и демонстрирует ее милиции. Теперь мне, как автору, Марина торжественно вручает извлекаемый из багажника автомобиля пакет с красными брошюрками Основного закона – для раздачи гражданам. Оксане вручается большой букет роз – тоже чтобы раздавать людям, пришедшим на "Марш".
Оксана. Москва. 14.04.2007 г. 11.30-11.45. Выходим из переулков на Тверскую. На тротуарах – огромное число милиционеров, закованных в доспехи ОМОНовцев и солдат Внутренних войск. На проезжей части – ряды бронированных "Уралов", зарешеченных автозаков, милицейских автобусов. Но движение транспорта не перекрыто, как было перед попыткой проведения "Марша" в Нижнем Новгороде. Оно и понятно. Тут так вольготно не развернешься – центр столицы пришлось бы ввергнуть в транспортный коллапс. Топаем к площади – Стас с котомкой, я с букетом. Рабочая версия для стражей порядка – идем на День рождения к другу. Мужчины в штатском с одинаковыми лицами и торчащими из ушей проводами бросают на нас подозрительные взгляды, но остановить не пытаются. Хотя документы, кажется, тут проверяют у каждого третьего.
На Пушкинской количество людей в форме на квадратный метр достигает критического. Противоположная сторона у памятника поэту полностью запружена сотрудниками в синей милицейской форме. Сквер рядом с нами оцеплен плотными шеренгами стоящих плечом к плечу бойцов Внутренних войск в камуфляже и с противогазами. В центре этой резервации под патриотическую музыку прыгает сотня – другая массовки с флагами "Молодой гвардии". Двое из них проходят мимо нас – подростки лет 15-16 с признаками глубокого похмелья на опухших лицах. Люди начинают разбирать у меня розы. Внезапно сталкиваемся с одним из голландских журналистов, который был избит ОМОНовцами в Нижнем Новгороде за то, что по их команде не слишком широко расставил ноги. Рэмке хвалится заклеенным рукавом куртки (последний раз мы видели его разодранным, да и лицо самого хозяина украшал выразительный фингал). После Нижнего он уже ничему не удивляется – лишь сетует на дипломатов своей страны, не желающих ссориться с Путиным, и говорит, что не хочет быть задержанным еще раз. Ну, это уж как получится.
Звоним Марине. Она говорит, что стоит на противоположном отрезке Тверской. Переходим дорогу и идем к ней.
Станислав. Москва. Угол Тверской и Пушкинской. 11.45 – 12.04. У милицейского громко кричит рация: "Группа около ста пятидесяти человек движется в направлении площади". Ответ: "Немедленно задерживайте всех!". Сразу приказ выполнить не успевают – по тротуару идут люди, впереди – Гарри Каспаров и Марина Литвинович. Никаких знамен или плакатов у них нет. Присоединяемся. Оксана раздает цветы, я – книжечки с Конституцией. Дорогу к Пушке перегораживает цепочка ОМОНовцев в касках со сферами – "космонавты". Выход к проезжей части заблокирован автозаками и милицейскими автобусами. Гарри Кимович пытается воззвать к правосознанию стражей порядка, собравшиеся поднимают над головами брошюры. Статья 31: "Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование". Бесполезно. С другой стороны оцепления тоже собирается толпа, щелкают вспышки фотокамер. Через оцепление люди пожимают друг другу руки. ОМОН удваивает цепочку. Мы начинаем скандировать "До-ро-гу! До-ро-гу!", затем: "Россия без Путина!". Со стороны проезжей части внезапно атакует ОМОН. Не успеваю ничего сообразить, а меня уже схватили "космонавты" и тянут в сторону автобуса. Кто-то пытается меня отбить и затянуть в двери кафе – идет игра в перетягивание каната, то есть меня. Получаю удар в живот, но боли не чувствую – она придет позже, в отделении милиции. Царит паника. Рядом пожилая женщина, которую зачем-то тоже пытаются задержать, истошно кричит: "Убивают!". Конституции, которые десять секунд были в руках у людей, валяются в грязи, и ОМОНовцы топчут их ботинками. Меня отрывают от дверей кафе и затаскивают в автобус. Здесь уже человек десять товарищей по несчастью, а в салон продолжают прибывать новые арестанты. Через окно вижу Оксану – она стоит у стены дома с растерянным лицом. Автобус отъезжает, и последнее, что я наблюдаю на месте схватки – цепочки взявшихся за руки ОМОНовцев, вытесняющие поредевшую толпу в переулки.
Оксана. Москва. 14.04.2007 г. 12.10 -13.00 Я пытаюсь успокоиться и решить, что делать дальше. В человеке в синей куртке, также прижатом ОМОНом к стене, узнаю Андрея Илларионова.
- Что будем делать делать? – спрашиваю у бывшего советника президента по экономике.
- Мы должны попробовать пройти на Тургеневскую, к месту разрешенного митинга, и привести туда людей.
Он прав. Митинг начинается примерно через пятьдесят минут. Бессмысленно ждать, пока нас тоже загрузят в автобус.
Спускаемся в подземный переход. Некоторые журналисты узнают Илларионова, вспышки их камер привлекают к нам внимание людей. Когда мы выходим наверх, за нами уже идет человек пятьдесят. Подходим ближе к милицейскому кордону, дабы узнать, что творится с задержанными. Вижу Каспарова через разбитое окно – за несколько минут до этого молодой человек выдавил стекло и сумел бежать. Снова – лицом к лицу с ОМОНом. Журналист CNN берет у Илларионова интервью. В толпе есть провокаторы. Один из них кричит милиционерам, указывая пальцем на Андрея: "Бейте его по голове! Не бейте русских, проломите голову этим американским паразитам! Что ты здесь делаешь! Катись в свой Вашингтон!". Андрей старается не обращать на него внимания. Зато людей возле нас собирается все больше и больше. Один из командиров ОМОНа пытается задержать Илларионова, но толпа сжимается плотнее, и не подпускает милиционеров.
Мы уходим в направлении Тургеневской от редакции газеты "Известия". Силовики не ожидают, что мы выберем этот маршрут – Настасьинский переулок свободен (Позднее, слушая запись радиоперехвата переговоров милиции, мы узнаем, что все резервы были брошены в направлении Манежной – эти параноики боялись, что мы двинемся на Кремль). За нами – уже несколько сот человек, и толпа с каждой минутой растет, как снежный ком. Звоним друзьям и сообщаем о нашем маршруте, чтобы они могли к нам присоединиться. Получаю SMS от Ильи Шамазова из Нижегородского отделения НБП: "Я задержан, когда мы пробовали прорваться через ОМОН. Говорят, около тысячи человек идет к Садовому Кольцу". Это он – о нашей колонне. Люди разворачивают лозунги, российские триколоры поднимаются над нашими головами. Тут же – флаги ОГФ, НБП, Народно-демократической партии, "Обороны"… Демонстранты начинают скандировать: "Россия без Путина!", "Нам нужна другая Россия!", "Нет полицейскому государству!". В руках людей загораются оранжевые фальшфейеры. Нашему движению никто не препятствует. На колокольне храма, мимо которого мы проходим, много людей – сегодня последний день Пасхальной седмицы, в течение которой, по традиции, сюда может подняться каждый желающий. Нас приветствуют переливистым колокольным звоном. Это еще более ободряет.
Появляется еще один провокатор – молодой парень вскакивает на крышу автомомбиля. Несколько демонстрантов стаскивают его оттуда. Позже я узнаю, что будет сделано пять попыток передать его милиции, но он все равно окажется на свободе: через час на Тургеневской он будет кричать: "ОМОН – говно!". Но бить будут не его, а тех, кто окажется рядом.
Проходим мимо Петровки-38. Люди затягивают: "Врагу не сдается наш гордый "Варяг"!". Мы кричим: "Нет всевластию ФСБ!". На Трубной толпа взрывается аплодисментами – в нашу колонну с боковой улицы вливается еще несколько сотен человек. Теперь нас никак не меньше полутора-двух тысяч.
Наконец впереди, со стороны Сретенки, появляется проспавший нас ОМОН. Рядом со мной идет Илларионов, Марина шагает плечом к плечу с Русланом Кутаевым – чеченским политиком и бизнесменом, который долгое время был сопредседателем нашей организации. Андрей тянет меня за рукав и кричит: "Бежим". Он хочет, чтобы колонна преодолела перекресток быстрее, чем ОМОНовцы перекроют улицу. Но мы не успеваем, и упираемся в сомкнутые щиты. Илларионов пытается уговорить их пропустить людей, повторяя: "Это наш город". Бесполезно. Он выдергивает меня из толпы, когда начинаются задержания. Мы огибаем цепь противника, перепрыгнув через чугунное ограждение бульвара. Многие поступают также. Несколько сотен людей с флагами и транспарантами молча бежит к Сретенским Воротам. Но здесь – еще один кордон. ОМОНовцы начинают преследовать, бить и задерживать людей. Тут им действовать легче – ведь колонна рассечена и рассеяна первой цепью. Людей, как мешки, волокут к автобусам, избивая резиновыми дубинками.
Двое ОМОНовцев пытаются схватить молодого человека, который шел рядом с нами. Он укорачивается от ударов, которые те пытаются нанести дубинками по его голове. Мы кричим, чтобы они прекратили это безобразие, однако нас не слышат. У милиционеров горят азартом глаза; они – охотники, он – дичь. Один из них пытается ударить меня, но Андрей хватает его за руку и дубинка меня не задевает. Тогда ОМОНовец пинает меня ботинком. Отхожу в сторону, хромая. Вижу, как милиционеры гонятся за Мариной Литвинович…
Станислав. 12.04 – 13.00. Автобус. Наш ПАЗик уже почти час кружит по улицам Москвы – водитель заблудился в чужом городе, и милиционеры матерят его в хвост и гриву. Кто-то из узников шутит: "Остановите, я выхожу у следующего перекрестка". Задержанных – 13 человек, в основном активистов ОГФ. Примерно столько же "космонавтов" - сотрудников ОМОН из Липецка. Время от времени "стороны" не зло огрызаются друг на друга. Тон ОМОНовцев – скорее примирительный: "Мы выполняем приказ". "А Путина мне за что любить?" – задает риторический вопрос один из шлемоносцев, и продолжает: "Я раньше ел три раза в день, теперь хватает денег только на одноразовое питание. Но все равно ничего не изменишь, кто бы ни пришел к власти. Мы – рабы". Честно – о себе и своих коллегах. Приезжаем в какую-то пожарную часть. Водитель сетует, что еще лет восемь назад здесь было отделение милиции. В ответ – новая порция мата.
За нами следует еще один автобус с задержанными. Пытаюсь втихаря ("космонавты" запрещают пользоваться телефонами) звонить Оксане, Марине и Фредерике Бер из "Международной Амнистии", которая тоже вышла наблюдать за событиями на улицах. Не отвечают. То ли не слышат в уличной суете, то ли их тоже задержали. Горькое ощущение, что все закончилось, так и не начавшись.
Оксана. Москва. Тургеневская площадь 14.04.2007 г. 13.00 – 14.00 Нам удается дойти до Тургеневской. Она оцеплена плотными кольцами ОМОНа, и приходится проходить через ворота металлоискателей. Милиционеры обыскивают Илларионова. Во внутреннем кармане обнаруживают несколько книг.
- Что это?
- Очень полезная литература. Вот – Конституция Российской Федерации.
- А это?
- Уголовный кодекс.
Последним извлекаемым документом является распечатка речи Грызлова. Наконец позволяют пройти. Позади нас идет раскрасневшийся Михаил Касьянов – ОМОН также пытался задержать его на подходе, но бывшему премьеру удалось отбиться. Андрей Илларионов отказывается от выступления на митинге, хотя он сегодня, безусловно, стал лидером – лидером уличного протеста. Выступают Касьянов, Шендерович… Хакамада в стильном плаще курит тонкую длинную сигарету. Трудно оценить, скольким удалось здесь собраться – кажется, не менее двух тысяч.
Удается связаться со Стасом. Он – в Пресненском ОВД вместе с Каспаровым и другими достойными людьми. Сообщаю, что жива, на свободе, и сообщаю, что "Марш" состоялся. Он тут же громко объявляет об этом соузникам. На другом конце провода – ликование.
Станислав. 13.00 – 16.00. Пресненское ОВД. Слава Богу, приехали. Из следовавшего за нами автобуса тоже выходят задержанные. Ба, какие люди! Гарри Каспаров (его, как выясняется, выволокли из кафе), Маша Гайдар, публицист Валерий Панюшкин из "Коммерсанта", обозреватель "Ежедневного журнала" Александр Рыклин… Со многими лично встречаюсь впервые. Лидер АКМ Сергей Удальцов, с которым мы познакомились в Нижнем Новгороде, и тоже в кутузке, увидев меня, смеется: "Я уж не пойму, в каком я городе…". Активисты "Смены", "Обороны", знакомые и незнакомые, молодые и в годах. Всего – 34 человека. Местные милиционеры совсем не агрессивны – размещают всех в актовом зале и разрешают курить на крылечке. Улыбчивый начальник ППС произносит короткую приветственную речь, напоминая, что в 1905-м революция "тоже начиналась на Пресне". В ответ – бурные овации.
Новое "оживление в зале" вызывает появление дышащего гневом ведущего программ "Эха Москвы" Сергея Пархоменко - тот был схвачен, когда проходил по Тверской. Каспаров перемежает телефонные комментарии прессе, даваемые на русском и английском языках, общением с соратниками. Звонит мама, и просит передать Валерию Панюшкину благодарность за его прекрасную книгу "Узник тишины" о Михаиле Ходорковском, что я с удовольствием и делаю. Боже мой, где еще встретишь в таком количестве таких замечательных людей, как ни в московской каталажке!
Наконец звонит Оксана и сообщает, что им удалось избежать задержания, сформировать колонну и пройти "Маршем" в направлении Тургеневской. Сообщаю об этом присутствующим. Общее ликование. Каспаров заявляет, что это было предсказуемо: "Марш" состоялся, несмотря на беспрецедентные меры противодействия, и в дальнейшем протест будет только шириться. "Они еще могут что-то сделать, пока нас пять тысяч. Но когда нас будет хотя бы пятьдесят – они не сумеют нам противостоять". И вспоминает слова Ганди: "Сначала они вас игнорируют, потом смеются над вами, потом избивают вас, и потом вы победитель".
Приезжают адвокаты, в их числе – Карина Москаленко. Мы подаем в дежурную часть заявления о преступлении в связи с нашим незаконным задержанием. Затем появляется депутат Рыжков – его пропустили по депутатскому удостоверению. Но курить на крылечко выпускать перестают. С улицы слышен унисон сотен голосов: "Сво-бо-ду! Сво-бо-ду!". Оксана сообщает, что у ОВД – около 200 человек проводят митинг с требованием нашего освобождения.
Оксана. Москва. 14.04.2007 г. 14.00 -18.30 Митинг заканчивается с семиминутным опозданием. Это служит для милиции достаточным поводом, чтобы задержать Дениса Билунова – исполнительного директора ОГФ. Мы с Мариной направляемся к Пресненскому ОВД, где сейчас Стас, Каспаров и другие задержанные. В очередной раз удивляюсь способности людей к самоорганизации. С площади мы уходим втроем, в метро нас уже семеро, а к отделению милиции подходим уже в количестве примерно ста человек. Там уже стоит примерно столько же. Вижу Владимира Рыжкова, Евгению Альбац, Виктора Шендеровича. Снова встречаю Илларионова – он тоже приехал, чтобы поддержать задержанных. Сотрудники Московской Хельсинской Группы и центра "Демос" тоже здесь. По сотовому звонит мой друг Алик Мнацаканян. Я вижу, что он стоит в нескольких шагах от отделения, работая как фотокорреспондент. Нина Таганкина, с которой мы работали в Нижнем в ее бытность председателем Нижегородского общества прав человека, показывает порванную брошюру российской Конституции. Она подобрала ее на Тверской после разгона.
- Это будет один из экспонатов будущего музея. Конституция, растоптанная ОМОНом…
Я собираюсь сказать, что правозащитники должны не только собирать "экспонаты" после событий, и делать что-то большее, чем проведение семинаров и круглых столов. Но глаза Нины сверкают от радости, и я не хочу расстраивать ее сейчас спорами о стратегии правозащитного движения. Она – здесь, вместе со всеми, и это – главное.
Прошло уже больше трех часов с момента задержания. Толпа начинает кричать: "Свободу политзаключенным!". Мы пробуем выразить нашу поддержку тем, кто находится в отделении, выкрикивая имена задержанных. Участок окружен пятиэтажками, и люди выходят на балконы, чтобы выразить свою солидарность. Начальник отделения с белым от волнения лицом, сопровождаемый злобным подполковником ОМОН, берет в руки мегафон. Он уговаривает людей разойтись. Но его голос дрожит. К нему подходит Илларионов. Он выглядит уверенным и очень спокойным. Андрей объясняет, что следует освободить людей, так как время административного задержания, предусмотренное законом, истекло. В ответ милиционер тихо объясняет: "ОМОН нам не подчиняется. У них другое начальство".
И точно – нас снова блокируют люди в доспехах и сферах. Грузовики с усилением пребывают на соседнюю улицу. Бежать некуда, и насилие начинается снова. ОМОН избивает людей и волочет в автобусы. Люди скандируют: "Фашисты!". Стоящая на балконе молодая женщина в переднике проклинает ОМОНовцев и грозит им кулаком.
Из соседнего переулка в сопровождении ОМОНовцев появляется "группа в полосатых купальниках" - крепкие и не совсем трезвые мужчины в тельняшках и голубых беретах. Судя по всему – науськанные властью ветераны ВДВ. Чувствую, что если их спустят на нас, они будут просто убивать. Но, кажется, начальство не готово использовать этих гладиаторов – через некоторое время, также организованно под конвоем ОМОНа их уводят обратно.
Мы оцениваем потери. На сей раз было задержано восемнадцать человек. Алик в их числе. Племянник Михаила Ходорковского Алексей – тоже с ними. Два милиционера из ОВД проходят мимо нас. Кажется, они потрясены происшедшим.
Станислав 16.00 – 18.30. Пресненское ОВД. Три часа, в течение которых, в соответствии с законом, лицо могут удерживать под стражей без решения суда, давно прошло. Однако на меня, и еще кучу людей протоколы даже и не начали составлять. Но попытки выйти из ОВД ни к чему не приводят – здание оцеплено ОМОНом, который противостоит митингующим. Пархоменко требует начальника отделения, а после отказа сообщить, где его можно найти, просит у кого-то из сотрудников назвать хотя бы его фамилию. В ответ слышим:
- Я не знаю его фамилии.
- Эй, а свою фамилию Вы знаете? Назовите мне свою фамилию! – журналист срывается почти на крик.
- Что за шум? Сейчас привлечем еще и за хулиганство! – выглядывая из двери возмущается кто-то из офицеров.
- Ваш сотрудник не знает своей фамилии!
Наконец составляют протокол административного задержания: "Находясь в толпе, выкрикивал противоправительственные лозунги". Эта фраза у всех – от Каспарова до Пархоменко. В постановлении о передаче дела в суд забывают поставить подпись, а протоколе – указать время задержания. Очень хорошо – эти документы незаконны. Повестку в суд тоже не выдают – видимо собираются нас туда доставить милицейским автобусом. Спасибо, обойдемся без этих услуг. По совету адвоката выхожу из ОВД (меня никто не останавливает), и, преодолевая изрядно поредевшую цепочку ОМОН, выхожу на улицу. Здесь - Оксана и Фредерика. Делимся впечатлениями дня, затем - идем в метро. Пусть теперь ищут меня в Нижнем и в законном порядке уведомляют о судебном рассмотрении.
Оксана. Москва. 14.04.2007 г. 18.30 – 11.00 Стас с сигаретой в зубах появляется на крыльце отделения, и неторопливо идет к нам. Никто не пробует его остановить. ОМОН уезжает – они уже сделали свою грязную работу.
Направляемся в офис "Международной Амнистии". Моя нога болит все сильнее, и мне трудно идти.
Фредерика по телефону пытается найти адрес ближайшего травмпункта, приговаривая: "Заболеть в России – это бедствие!". Это точно. Одновременно мне приходится заниматься поисками адвокатов, так как от Литвинович продолжают поступать сообщения о нарушении прав лиц, которые продолжают оставаться в отделениях милиции. Она – все еще на Новой площади, перед зданием суда, где судят Каспарова и тех, кто находится с ним.
В машине, на пути в поликлинику, Фредерика звонит в те отделения милиции, откуда поступают самые тревожные сигналы. Вскоре мы узнаем, что отношение к задержанным меняется. Кажется, эти господа все еще не любят международного внимания. Им хочется продолжать ездить в Куршавель.
В травмпункте нас принимают без энтузиазма. У меня нет московской прописки, поэтому мне не собираются оказывать помощи. Впрочем, двухсотрублевая мзда меняет отношение доктора – он делает рентгеновский снимок моей распухшей ноги, новокаиновую блокаду, фиксирующую повязку, и выдает справку. На прощание сообщает, что сегодня до меня сюда уже обратилось 53 человека, избитых милицией на "Марше". Я хочу обратиться в прокуратуру, хотя понимаю, что это бесполезно.
Оксана Челышева
Вы можете оставить свои комментарии здесь
